Павел Шитов, председатель совета директоров Смоленского банка:

«Без регионов Москва нежизнеспособна»

– В группу «Смоленский банк» входит Смоленский банк и банк «Аскольд». Продуктовые линейки кредитных организаций аналогичны. Есть ли все-таки какие-то различия между банками?

– Сейчас различия уже стираются. Мы идем в направлении слияния двух банков, и, надеюсь, в ближайшем будущем это осуществим. Конечно, изначально различия были. Мы позиционировали «Аскольд» как розничный банк. Тогда было представление о том, что это поможет выстроить более эффективную модель управления.

– Так сильно изменились времена, что приходится пересматривать структуру группы?

– Раньше мы были нацелены на агрессивный рост; тогда более важной представлялась внешне прозрачная структура компании: был розничный банк и банк нерозничный.

В настоящее время один крупный банк – это лучше, чем два некрупных. Мы считаем главной целью – уменьшение себестоимости процесса оказания банковских услуг. Мы нацелены на оптимизацию расходов, на их уменьшение и достижение с помощью этого синергетического эффекта.

– Прошла пора агрессивного роста?

– Сейчас рост неагрессивный, но все равно существенный. Агрессивный рост – это понятие качественное, а не количественное. С этой точки зрения иногда и 100% в год может быть неагрессивным ростом. Агрессивный рост просто подразумевает, что компания растет в разы быстрее, чем конкуренты.

– Все позиции, которые банк хотел завоевать, он уже завоевал?

- Сейчас возможностей для агрессивного роста меньше в том смысле, что уже очень много людей является клиентами тех или иных банков. На западе никто не конкурирует за клиента. Там если банк хочет увеличить количество клиентов за счет, например, жителей какого-то района, то он просто покупает банковский бизнес у своего конкурента, работающего на данной территории.

У нас тоже начинает наблюдаться такая тенденция. Сейчас все, кто хотел взять потребительский кредит, его уже получили. Идет процесс реструктуризации ранее полученных кредитов. Оснований для агрессивного роста нет.

– Чем, кроме ставок, можно «заманить» клиента?

– Банк должен соответствовать ожиданиям клиента. Он должен быть удобным, прежде всего. Если говорить о ставках по вкладам, то здесь важна цель, с которой человек держит деньги в банке. Если это сберегательная цель, то ставка не так важна.

Кстати, на Западе депозиты не очень распространены, и проценты по ним вряд ли покрывают инфляцию. Если человек хочет разместить свой капитал и что-то на этом заработать, то он использует другие инструменты, которые позволяют получить доход, обгоняющий инфляцию.

Сейчас в России – золотой век банковских депозитов. Я думаю, что в дальнейшем развитие рынка сберегательных инструментов пойдет в сторону более рисковых и потенциально более доходных продуктов, чем депозиты.

– А именно?

– Я думаю, это будут фонды. Хотя у депозитных программ всегда будет свой клиент – человек со случайно оказавшейся свободной суммой денег, которую нужно разместить на не очень продолжительный период времени. Основные же капиталы будут инвестироваться в другие инструменты.

– Насколько эти новые предложения будут интересны для людей?

– Мы чувствуем такую потребность со стороны клиентов: они постоянно интересуются новыми инструментами инвестирования. Часто человек хочет принять более сложное инвестиционное решение, чем просто подписать договор о вкладе, прочитав его условия в рекламе.

– Ваш банк планирует предлагать такой продукт?

– Я думаю, до конца года мы его предложим.

– Вы часто пересматриваете розничную продуктовую линейку?

– Мы постоянно ее пересматриваем.

– Какие тенденции наблюдаете сейчас на рынке розничного кредитования?

– Главная тенденция – это кредитование сотрудников предприятий. Мы проанализировали причины отказа в выдаче кредитов, и увидели такую закономерность: большая часть отказов происходит из-за того, что банк не может проверить достоверность сведений, которые сообщает потенциальный заемщик (о месте работы, уровне зарплаты и т.д.).

В своем развитии потребительское кредитование прошло несколько стадий. Первая – кредитование покупателей в магазинах. Человек приходит в торговую точку, видит какой-то товар, у него загораются глаза, включается механизм импульсивной покупки, а денег нет… И тут ему выдают кредит. На мой взгляд, из этого рынка уже выжали всё, что можно. Там сейчас действуют достаточно непривлекательные условия: они не могут быть иными, исходя из самой природы этого процесса, имеющего достаточно высокую себестоимость.

Следующий этап – кредитование с использованием массированной рекламы. Здесь есть очень большой недостаток: непрерывно растет стоимость контакта (цена привлечения клиента, приходящего по этой рекламе). Основная масса людей, которая хотела взять кредит, уже либо получила его, либо прекрасно осведомлена об имеющихся возможностях, поэтому реклама уже не так работает.

Сейчас нужно развивать кредитование работников предприятий.

– Участников зарплатных проектов банка?

– Не только. Ведь для того, чтобы предприятие сменило банк в своем зарплатном проекте, нужно, чтобы у новой кредитной организации были какие-то существенные преимущества, а это сейчас не так просто предложить. Никакой банк не сможет предложить что-то кардинально более выгодное, чем у конкурентов: условия везде более-менее одинаковы, мы все находимся в рынке.

Я считаю, что зарплатные проекты тоже эволюционируют. Такое понятие вообще исчезнет со временем – на западе нет зарплатных проектов. Там у сотрудников есть счет, который они указывают в контракте, и куда им переводят зарплату.

– Как банк выбирает предприятие, сотрудникам которого предлагает свои продукты?

– Мы можем договориться с руководством предприятия, чтобы оно разрешило сделать презентацию наших продуктов. В данном случае у компании нет причин для отказа.

В будущем, когда все клиенты будут распределены между банками, мы станем просто информировать их о появлении новых программ и их преимуществах. В будущем у каждого банка появится своя клиентская база, и люди не станут просто так переходить из одного банка в другой. Тогда – для получения синергетического эффекта и уменьшения расходов на администрирование, на менеджмент – начнется пора слияний и поглощений. Один большой банк – это всегда лучше, чем два маленьких.

– Смоленский банк занимается кредитованием малого и среднего бизнеса?

– Малый бизнес – это естественный клиент нашего банка. Но нужно ли делать для него специальные программы? Считаю, что нет.

Потребительское кредитование происходит на основе анализа некоторых общих поведенческих моделей. Заемщик, покупая в кредит какую-либо вещь, не повышает тем самым свои риски (например, увольнения с работы). Когда деньги берет бизнесмен, то он тратит их уже как предприниматель, принимая на себя дополнительные риски.

Кроме того, потребительский кредит достаточно мал, и любой банк может сформировать хорошо диверсифицированный портфель по этому направлению. Предприниматель же берет кредит на более крупную сумму, поэтому для банка становится рентабельным подойти к такому заемщику индивидуально. Мы считаем, что кредитование малого и среднего бизнеса не должно быть представлено в виде формального продукта. Это положение – о том, что мы кредитуем малый и средний бизнес, но подходим к каждому клиенту индивидуально – записано у нас в стратегии.

– А стартапы кредитуете?

– Предположим, у человека есть какая-то установка по производству некоего продукта, и он хочет рядом поставить вторую установку, потому что видит, что спрос уже превышает предложение. Мы понимаем, что кредитование такого заемщика не приведет к качественным изменениям бизнеса, и выдаем ему кредит. Но бывают и другие истории. Например, человек говорит: «Я сделал дома квас, попробовал – вкусно, и соседу тоже понравилось, а теперь я хочу по всей стране открыть заводы по производству кваса». Здесь возникает вопрос: сможет ли этот человек в новом качестве организовать управление своим бизнесом? Я думаю, что ему нужно использовать небанковское кредитование; искать инвестора, который разделит с ним риски.

Если человек хочет начать свой бизнес с нуля, то идти в банк ему бесполезно. Нигде в мире банки не занимаются финансированием стартапов, это делают разные фонды, частные инвесторы. Хотя и они финансируют не любые стартапы. Если человек придет и скажет: «Я хочу выпускать телефоны наподобие iPhone», – то ему на это никто не даст денег. Там финансируют только стартапы с принципиально новыми идеями.

– В Смоленском банке есть программа «Добрые соседи», в рамках которой клиентам, проживающим неподалеку от офисов банка, выдается кредит по пониженной ставке. Какие еще маркетинговые ходы используете в своей работе?

– Мы постоянно придумываем что-то новое, учитывая при этом, какие именно продукты будут востребованы.

Сейчас, например, неспокойные времена, и люди думают, в какой валюте хранить деньги. Мы хотим предоставить человеку удобную опцию, позволяющую выбирать валюту вклада и легко изменять ее при необходимости. Это такая вариация мультивалютных вкладов.

– В чем советуете хранить сбережения, в какой валюте?

– Я советую открывать вклад на год в той валюте и в том размере, в котором вы собираетесь потратить эти деньги в течение ближайшего периода. Например, если человек знает, что через месяц он уедет за границу, в страну, где ходит евро, то нужно открывать вклад в евро.

Точно угадать курс той или иной валюты сложно. Поэтому никто не может сказать, в какой валюте нужно хранить сбережения. С тем же успехом можно подкинуть монету, чтобы получить ответ на этот вопрос.

– Если отмотать историю назад, в середину 90-х, когда ваш региональный банк начал завоевывать Москву. Насколько сложно это было? Благодаря чему всё получилось?

– Все начиналось во время достаточно сумбурного развития банковской деятельности. Почему тогда получилось? Много факторов плюс большой элемент везения. Сейчас уже делать из этого какой-то рецепт бесполезно.

Естественно, быть филиалом регионального банка в Москве было непросто. В те времена банки были заведениями с достаточно высоким статусом. Они обязательно имели массивную дверь, охранников. Мы, наверное, одними из первых сделали вход без охранников и «тяжелых» дверей. Это позволяло банку развиваться, клиенты стали рекомендовать нас своим знакомым и друзьям.

Конечно, если бы мы назывались каким-то московским пышным именем, то весь процесс прошел бы быстрее.

– Не хотели поменять название?

– Мы уже делали ребрендинг. Мы начинали заниматься банковской деятельностью в Москве в 1993–1994 годах под названием «Коммерческий земельный крестьянский банк «Смоленский фермер». Три года развивались с этим именем.

– Планируете выходить в другие регионы?

– В свое время планировали, даже предприняли определенные действия в данном направлении, но сейчас относимся к этому вопросу очень осторожно.

Раньше была такая модель развития: московский банк создает свою сеть в городах-миллионниках, после чего продается зарубежному инвестору, которому было интересно заходить на развивающийся российский рынок. Сейчас входить в регионы с этой точки зрения бессмысленно: у западных инвесторов сменилась «мода», и они больше не покупают банки, а наоборот, продают.

Сейчас начинать свою деятельность в каком-то новом регионе намного сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Мы видим, как некоторые московские банки приходят в Смоленский регион и как у них не получается там работать.

У нас есть свое представление о том, каким должен быть банк. Банк – это не пивной ларек, где люди, проходя мимо, покупают бутылку пива. Если ты собираешься заниматься в регионе банковской деятельностью, то нужно строить длительные отношения с клиентами. Если, например, в Смоленске мы будем вынуждены закрыть отделение на какой-то улице, то, скорее всего, в 10 минутах ходьбы будет другой офис, где люди смогут продолжать обслуживаться. Если же я полностью закрою бизнес в регионе, то это будет обманом клиентов.

Заходить в регион с целью ведения банковского бизнеса – дело очень ответственное, оно не решается наскоком и компанейщиной. Это требует достаточно больших первоначальных вложений. Приходя в регион, банк должен быть уже достаточно крупным, готовым сначала вложить свои собственные средства в кредитование местных предприятий, жителей. Он должен входить капитально и надолго. Если нет уверенности, что это получится, то лучше ничего не начинать.

Пока мы не готовы заходить в какой-то регион. Хотя мы всегда видели потенциал в регионах, потому что Москва – это, конечно, хорошо и красиво, но без регионов она вымрет очень быстро, сама по себе Москва нежизнеспособна.

– В чем причина, что у некоторых банков, как вы сказали, не получается работать в регионах?

– Из Москвы некоторые регионы видятся не такими, какие они есть на самом деле. Регионы – это достаточно замкнутые анклавы, со своими ценностями, кумирами и традициями. Когда кто-то приходит в чужой монастырь со своим уставом, то его ждет непонимание.

Банк достигнет успехов, если у него закончится это ощущение временщины. Пока обычно приходящие в регион банки выглядят как временные банки. Эти банки устанавливают завышенные ставки по вкладам, потому что перед ними поставили задачу собрать большое количество вкладов по любой цене. А если люди перестанут открывать вклады, то непонятно, как эти кредитные организации будут существовать дальше.

К тому же в регионах есть проблема с кадрами. Откуда возьмется «свободный» банковский работник в регионе? Вероятно, он должен уволиться из другого банка. Почему он оттуда уволится? Может быть, потому, что он не очень хороший сотрудник?.. В любом случае, не факт, что у вновь пришедшего на рынок банка сразу сформируется хорошая команда. Это тоже очень большая проблема.

Так что большую перспективу имеет не открытие филиала, а покупка местного банка, но по известным причинам на это мало кто идет.

– В чем основная причина?

– Стороны не могут договориться: владельцы банка оценивают свой бизнес дороже, чем хотят платить покупатели.

Ольга Олейник, заместитель председателя правления Связь-Банка:

«В рознице нет политики»

- Ольга Владимировна, каково соотношение предложений для розничных и корпоративных клиентов в вашем банке? Я знаю, что многие кредитные организации сейчас делают акцент на активном развитии розницы.

- Перед нами также стоят достаточно амбициозные задачи по развитию розничного бизнеса, который в целом по банку на 1 августа занимает еще небольшую долю – около 13,4%. 87% – это корпоративный бизнес. В нашей региональной филиальной сети ситуация выглядит несколько иначе: там розничный бизнес составляет примерно 21%.

Мы намерены увеличивать долю розницы, потому что это более высокодоходный бизнес, более диверсифицированный. К тому же Связь-Банк обладает широкой разветвленной сетью, что создает все предпосылки для удачного развития данного направления деятельности.

- Если говорить о работе с корпоратами, то как банк завоевывает новых клиентов и удерживает уже имеющихся?

- Мы обладаем широкой продуктовой линейкой. Предлагаем как традиционные банковские продукты – РКО, проведение кассовых и валютно-обменных операций, сопровождение внешнеэкономических сделок, кредитование, зарплатные проекты, так и более сложные, ориентированные на крупнейших корпоративных клиентов. Например, «Расчетный центр клиента». Он позволяет нашим клиентам централизовать свое казначейство: в режиме онлайн они могут получать информацию о том, что происходит по их счетам во всех регионах, любую управленческую отчетность, автоматически контролировать лимиты, статьи бюджета и т.д. Еще одна услуга для крупнейших клиентов – так называемый кэш пулинг (он есть в ряде банков, и у нас в том числе). Этот продукт дает возможность бизнесменам за счет свободных средств, имеющихся на ряде их предприятий кредитовать те предприятия, которые, наоборот, нуждаются в деньгах. Роль банка в этом процессе заключается в том, что он собирает в пул все свободные средства клиента и выдает кредит его предприятиям. Так как для нас эта операция является полностью фондированной, то мы берем за свои услуги минимальную маржу, тем самым заемщик получает денежные средства существенно дешевле.

Таким образом, в процессе наших взаимоотношений с корпоративными клиентами большую роль играет наличие сложных высокотехнологичных услуг, разветвленной филиальной сети, высокое качество обслуживания.

И, конечно же, серьезным преимуществом является наличие такого акционера как Внешэкономбанк, надежность которого не вызывает сомнений  (главным акционером Связь-Банка является Внешэкономбанк, которому принадлежит 99,4666% акций Банка. – Bankir.Ru). Когда мы приходим к клиентам и говорим о том, что мы являемся банком группы ВЭБа, то, конечно, нам начинают больше доверять.

- В условиях по ипотеке Связь-Банк декларирует ставку от 9,5%. Как  минимизируете свои риски? Какие клиенты могут рассчитывать на такие условия кредитования?

- Ставки по ипотеке у нас дифференцированные. Они зависят от ряда факторов: размера первоначального взноса (чем он больше – тем ниже ставки); срока кредитования, от согласия клиента на определенные виды страхования. Также на стоимость кредита влияет способ подтверждения дохода, наличие положительной кредитной истории и другие факторы.

Например, на ипотеку под 9,5% может рассчитывать заемщик, который приобретает залоговое имущество банка, а также военнослужащие по программе «Военная ипотека». Минимальная ставка по стандартным программам установлена на уровне от 10,5% годовых в рублях при удовлетворении совокупности условий, которые банк предъявляет к заемщику. К примеру, тот, кто вносит 50% в качестве первоначального взноса, берет кредит на срок до 10 лет, подтверждает свои доходы справкой 2-НДФЛ и использует все рекомендованные банком виды страхования, может рассчитывать на сниженную процентную ставку.

- Есть ли в продуктовой линейке банка «нестандартные» предложения: мультивалютные вклады, например? Насколько востребованы они клиентами?

- У нас есть мультивалютный депозит для корпоративных клиентов. Он открывается в трех валютах: рубли, евро и доллары США. В июле мы запустили вклад «Мультирезерв» для физлиц в шести валютах: рубль, евро, доллар США, китайский юань, швейцарский франк, фунты стерлингов. В неспокойное время, когда курсы валют ведут себя нестабильно, эти вклады пользуются огромным спросом. Сейчас они активно открываются как в регионах, так и в Москве. Нужно отметить, что юрлица используют этот инструмент чуть хуже, потому как они не склонны к накапливанию средств: как правило, их свободные денежные средства, – это короткие деньги.

- Кредиты с плавающими ставками выдаете?

- У нас есть одна программа кредитования с плавающими ставками для корпоративных клиентов. Это рублевый кредит, где в качестве индикативной ставки используется Моспрайм.

Для физлиц таких продуктов у нас нет.

- Почему? Нет спроса?

- Такие кредитные продукты имеют ряд нюансов, которые необходимо учитывать. В последнее время, когда Моспрайм существенно вырос, автоматически произошло удорожание заемных средств. Хотя все равно многие корпоративные клиенты обращаются к нам и просят выдать кредит с плавающей ставкой. Физлица – нет. Я не помню ни одного такого запроса.

- Связь-Банк работает на рынке зарплатных карт. Сложно заводить новых клиентов на нем?

- Действительно, рынок очень сложный. Для того, чтобы успешно развивать зарплатные проекты, нужно иметь очень большую банкоматную сеть. Ведь клиент хочет иметь возможность снять деньги без комиссий там, где ему удобно.

У нас есть пункты по выдаче наличных в почтовых отделениях – около 11 тыс. Человек может прийти на почту, где оператор через посттерминал выдаст ему деньги. Зарплатники в регионах очень активно это используют. Также у нас достаточно широкая банкоматная сеть, но все равно не настолько, как, скажем, у Сбербанка. И это является одним из сдерживающих факторов работы на рынке зарплатных проектов. Есть и другие трудности.

Многие банки сейчас активно используют разные кобрендовые продукты, что позволяет их клиентам накапливать мили, получать скидки в определенных магазинах, салонах. Все это повышает привлекательность карт, безусловно. Отсутствие таких программ тоже является сдерживающим фактором нашего более активного участия в зарплатных проектах.

Крупнейший зарплатный проект Связь-Банка – это порядка 250 тыс. карт по всей стране.

Если говорить об условиях зарплатных проектов (о комиссиях и пр.), то, в принципе, они приблизительно у всех одинаковы. Они уже опустились до некоего минимума, потому что банки понимают, что конкуренция на этом рынке довольно жесткая. Кредитные организации заинтересованы получить клиентскую базу в виде сотрудников предприятий, чтобы иметь возможность предлагать им в последующем свои продукты и услуги.

- А кобрендинговые программы собираетесь запускать?

- Пока у нас нет кобрендинговых программ. Сейчас мы ведем переговоры по этому вопросу с авиакомпаниями, рядом ресторанных сетей. В следующем году намерены запустить совместные продукты.

- Сколько продуктов примерно продается одному клиенту в банке?

- Розничный клиент имеет в среднем 2,5 продукта. Например, если человек приходит за ипотекой, то он не только получает кредит, но еще и использует нашу сейфовую ячейку, делает банковские переводы. Вкладчик подключается к нашей системе дистанционного управления счетами «мегапэй», и делает переводы через эту систему.

Корпоративный клиент использует примерно 3–3,5 продукта: осуществляет расчетные операции, участвует в зарплатных проектах, имеет кредит.

- Насколько активно банк сейчас работает с малым и средним бизнесом? И рассматриваете ли возможность кредитования стартапов?

- Перед нами стоят задачи по развитию малого и среднего бизнеса. В бизнес-плане малый бизнес даже выделен отдельно. Мы хотим, чтобы доля малого и среднего бизнеса в структуре кредитного портфеля занимала не меньше 15%. Ведь это очень высокодоходный и дифференцированный сегмент.

Мы не работаем со стартапами – то есть с предприятиями, которые не ведут никакой деятельности, а только начинают чем-то заниматься. Но у нас есть продукт, позволяющий кредитовать предпринимателя, у которого уже есть успешный действующий бизнес, на запуск нового проекта.

В основном мы кредитуем малый и средний бизнес на пополнение оборотного капитала, закупку оборудования. Связь-Банк является участником программ МСП Банка. Это еще один банк группы нашего акционера – Внешэкономбанка. МСП Банк предлагает свои продукты кредитования бизнеса – серьезные программы, связанные с финансированием энергоэффективности и инновационных проектов.

- Спрос есть на такие программы?

- В большинстве случаев вопросами энергоэффективности озабочены крупные предприятия, для них это имеет экономический смысл. Малые предприятия пока присматриваются к этому продукту.

Но то, что компании, осуществляющие разработки и внедрение инноваций или проекты по модернизации производства на основе современных технологий, нуждаются в дополнительном финансировании, это факт.

- Где лучше развиваются программы кредитования малого и среднего бизнеса?

- Наши региональные филиалы лучше знакомы с малым бизнесом. Мы присутствуем в таких регионах, где крупных предприятий просто нет: например, Биробиджане, Великом Новгороде. Там можно работать только с малым и средним бизнесом. Банк рассматривает каждого такого клиента в индивидуальном порядке: мы не используем скоринговые модели для малого бизнеса, не выдаем такие кредиты поточно. Но это, в свою очередь, говорит о высоком качестве нашего кредитного портфеля.

- Планирует ли банк выходить на рынок pos-кредитования?

- Мы думаем над этим вопросом. Продавать ипотеку в торговых точках – бесполезно. Люди приходят сюда не для того, чтобы решить свой квартирный вопрос. А вот выдавать здесь кредитные карты – имеет смысл. Нам было бы интересно открыть свои точки или мини-офисы в торговых центрах.

- Вернемся к началу нашей беседы. Вы сказали, что банк намерен активно развивать розницу в дальнейшем.

- Мы развиваем все направления бизнеса, как универсальный банк. Сейчас у нас очень успешное корпоративное направление, инвестиционный бизнес, работы на рынке ценных бумаг и т.д. Но поскольку пока доля розничного бизнеса совсем небольшая, есть задача увеличить ее – до 25–30%. На конец этого года розничный кредитный портфель должен быть на уровне 30 млрд. рублей, сейчас он составляет около 20 млрд. рублей.

- С кем легче работать: с корпоратами или розницей?

- Это сложный вопрос. Везде работать довольно непросто. В работе с корпоративным бизнесом есть своя политика. Там присутствуют сферы влияния интересов, у акционеров, топ-менеджеров есть свои  контакты с банкирами и т.д. В связи с этим бывает так, что у банка есть конкурентные преимущества, и они известны клиенту, но он все равно никогда не будет пользовать услугами данной кредитной организации.

В рознице нет политики. Здесь клиенты, ищут то, что им выгодно. Они выбирают банк, где – в зависимости от их потребностей – либо высокие ставки по вкладам, либо низкие по кредитам. В этом плане с розницей работать, наверное, попроще: тут достаточно сделать интересные условия по ставкам, правильно выстроить процедуру рассмотрения заявки – и ты получаешь клиента.

Если у нас есть корпоративный клиент, то мы уже автоматически имеем доступ к сотрудникам данного предприятия, можем проводить банковские дни на его территории, доносить информацию о своих продуктах до сотрудников. Это называется корпоративным каналом продаж. Он очень хорошо работает.

Чтобы привлечь на обслуживание новую организацию, нужно начинать практически с нуля. Необходимо оценить базу потенциальных клиентов, изучить деятельность каждого из них, понять, что им может быть интересно, какие конкурентные преимущества есть у банка. Вам нужно очень постараться объяснить клиенту, зачем ему нужен именно ваш банк, что он выиграет от такого сотрудничества. Это достаточно сложно.

Поскольку не все розничные клиенты «окучены» банками, то они готовы рассматривать предложения разных кредитных организаций. Есть набор неких стандартных понятных инструментов, при помощи которых можно успешно работать с этим сегментом.

- Что волнует сейчас банковское сообщество? Какие вопросы вы считаете актуальными для обсуждения на банковском форуме в Сочи?

- На мой взгляд, будут актуальны для обсуждения вопросы поддержания стабильности банковского сектора в случае ухудшения экономической ситуации в мире, обеспечения ликвидности, роль государства в этих и других вопросах.

Дмитрий Гусев, председатель правления Совкомбанка:

«Если в банк придет бабушка 80 лет, мы с удовольствием выдадим ей кредит»

– Совкомбанк появился в 1990 году. Какой период в его истории можно назвать переломным?

– История банка насчитывает уже более 20 лет. Сегодняшние акционеры приобрели его в 2001 году (Совкомбанк, бывший Буйкомбанк, начал работать в городе Буй Костромской области. – Bankir.Ru). До этого он был небольшим региональным банком.

Переломным в нашей истории стал 2007 год, когда банк купил сеть кредитных агентств «АРКА». Она занималась размещением необеспеченных потребительских кредитов, обладала достаточным продажным потенциалом, но при этом не имела никакого фондирования. Совкомбанк на тот момент был уже достаточно сильным игроком, который мог привлекать пассивы. Совмещение нашей пассивной базы и продажной сети «АРКА» позволило достичь хорошего синергетического эффекта. С этого времени мы полностью изменили свою стратегию и стали активно заниматься необеспеченным потребительским кредитованием.

– Почему именно им? Из-за высокой маржи?

– Сегодня только банки, занимающиеся этим направлением деятельности, показывают очень хорошие результаты. В то время как в других видах бизнеса, например, корпоративном, сегодня очень сложно показывать хорошие результаты.

– С тех пор стратегия банка не изменялась?

– Нет. Мы работаем в секторе необеспеченных кредитов, развиваем только это направление бизнеса. Другие виды бизнеса уже свернули или потихоньку сворачиваем. Свое будущее видим именно в этом секторе.

– Какие программы были закрыты?

– До 2007 года банк занимался кредитованием малого и среднего бизнеса. Это направление бизнеса мы практически полностью закрыли. Конечно, у нас есть исторически накопленный портфель, который существовал до этого, но он не растет в абсолютных цифрах, а, наоборот, уменьшается.

– Как минимизируете риски в розничном кредитовании? Только с помощью ставок?

– У всех банков, которые занимаются потребительским кредитованием, есть выработанные подходы, свои ноу-хау, технологии: это работа со статистикой, создание на ее основе скоринговых карт, правила одобрения кредитов. Главное здесь – объем накопленной статистики. Если есть профессионалы, которые умеют обрабатывать статистические данные, то, в принципе, существующая ставка по розничным кредитам позволяет с лихвой окупить все возможные риски, оставляя при этом очень существенную маржу для банка.

– Что происходит сейчас с просрочкой по кредитам: она растет, падает, или ее уровень стабилизировался?

– В 2008–2009 годах, в период кризиса, у всех банков, которые занимаются розницей, произошел рост просрочки. После этого кредитные организации потратили очень много усилий на улучшение своей работы с точки зрения оценки рисков, применения скоринговых моделей. В 2010 году мы увидели очень существенное снижение просрочки. В 2011 году наблюдался, наверное, исторический минимум просрочки в банковской системе.

Бизнес всегда цикличен: сейчас просрочка опять немного растет, растут риски, но они все равно близки к минимальным значениям. Сегодня мы выдаем кредиты в среднем по ставкам 30%. Ставки зависят от категории заемщика, качества риска, продукта. Маржа с лихвой позволяет окупать текущие риски и стоимость пассивов.

– Процентные ставки зависят от возраста заемщика?

– Нет, от возраста не зависят, но могут зависеть от социальной группы заемщика. Так, например, ставки для пенсионеров ниже. Пенсионеры как заемщики показывают меньшие риски, чем другие клиенты банков. Такова статистика.

– Страхуете ли вы жизнь пенсионеров?

– Да, большинство наших заемщиков приобретает добровольное страхование жизни, но при этом страховка не является условием получения кредита.

– Совкомбанк активно выдает кредиты пенсионерам. Это тем более интересно, что сегодня слышно все больше заявлений о том, что банк должен быть «секси», и реклама финансовых услуг появляется соответствующая. Что привлекает в возрастной аудитории кроме ее дисциплинированности?

– Мы не боимся признать, что мы – банк для пенсионеров в том числе. Пенсионеры есть и среди наших вкладчиков, и среди заемщиков.

Мы кредитуем их примерно полтора года. Я думаю, сейчас мы крупнейший негосударственный банк по кредитованию пенсионеров. Доля выдачи кредитов пенсионерам по России составляет примерно 30%, в Москве – более 40%. В целом в портфеле банка эти кредиты пока занимают примерно около 25%, и эта доля, наверное, будет расти.

Всем известно, что пенсионеры часто открывают вклады. Соответственно, они располагают стабильным располагаемым  доходом, деньгами, которые могут откладывать. В этом смысле они ничем не отличаются от других заемщиков. А дальше начинается обычная работа потребительского банка: работа со статистикой, построение на ее основе скоринговых моделей, правил одобрения кредитов. Если всё это делают профессионалы, то возраст заемщика уже не имеет значения. Как и в любом сегменте кредитования, мы в первую очередь должны оценивать риск. Если он невысокий – выдаем кредиты дешевле, если большой – выдаем дороже.

– Есть какой-то верхний возрастной предел для заемщиков?

– На сегодняшний день это 85 лет, мы рассматриваем возможность увеличения возрастной планки.

– Если в банк пришла бабушка 80 лет…

–…мы с удовольствием выдадим ей кредит.

– На что чаще всего берут кредиты пенсионеры?

– В основном все кредиты нецелевые. Очень часто мотивацией пенсионеров является помощь семье/детям.

– Ваш банк планирует участвовать в программе «Обратная ипотека»?

– Мы не занимаемся ипотекой. Это низкомаржинальный бизнес по сравнению с нашими текущими продуктами.

Если говорить об «обратной ипотеке», то сейчас в обществе не сформировано однозначное отношение к этому продукту. В данном вопросе еще не очень отработана юридическая база, мы видим здесь повышенные риски. Если когда-то этот рынок приобретет цивилизованную форму, то, возможно, мы присоединимся к нему.

– Сейчас большинство банков активно развивает розничное кредитование. Что может стать конкурентным преимуществом кредитной организации?

– Никакого сакрального знания в этом сегменте уже нет. Все, кто профессионально занимается кредитованием, делают это примерно одинаково.

Основное конкурентное преимущество – люди: талантливые продавцы, которые продают кредиты; умные аналитики, которые занимаются рисками; эффективные менеджеры. И, конечно, тотальная эффективность расходов, новые креативные каналы продаж и существующая база лояльных клиентов.

– С каким дисконтом Совкомбанк реализует заложенное имущество? Как быстро находятся на него покупатели?

– Сейчас мы занимаемся только необеспеченным кредитованием. У нас есть заложенное имущество, но это залоги по исторически сформированным портфелям, и их  не так много.

– Сложно реализовать его?

– Не всегда. Здесь важно, какой дисконт применял банк при залоге этого имущества.

– Старые долги тяготят сейчас?

– Нет, не ощущаем.

– «Легкий» у вас бэкграунд?

– Абсолютно.

– Ваш банк активно работает и на рынке депозитов. Чтобы привлечь новых вкладчиков, многие банки придумывают какие-то незатратные «сюрпризы» – дарят варежки, шапки, чайники. Это действительно помогает найти клиентов?

– Мы постоянно видим приток новых вкладчиков, у нас постоянно происходит увеличение пассивной базы. Я думаю, что главное – это ставки, реклама и наличие лояльной базы клиентов.

– Ставки повышаете по вкладам?

– Мы действуем очень динамично: повышаем либо понижаем ставки в зависимости от ситуации на рынке. Это постоянный живой процесс, на который влияют и рынок, и наши внутренние потребности.

У нас сезонный бизнес. Основная масса продуктов продается в 4 квартале, и именно в данный период нужно больше ликвидности. Мы подстраиваем кампанию по вкладам под потребности бизнеса.

– Вопрос о региональной экспансии: планирует ли банк выходить в новые регионы и какие именно?

– Сейчас банк работает более чем в 30 субъектах России. В каждом из них мы хотим присутствовать очень плотно. В одном регионе работает около 50–100 точек продаж.

Недавно мы открыли новые офисы в Нижегородской области, Самаре, Воронеже, Липецке. Пока нам хватает работы в этих регионах. Мы хотим открыть в них 50–100 точек, и пока этого не сделаем, в новые регионы не пойдем.

Наша задача – не просто «закрашивать» карту, а иметь большие доли в существующих регионах. Такой самоцели как географическая экспансия у нас нет.

– Есть специфика работы банка в Москве и регионах? Или все довольно-таки унифицировано?

– В небольших населенных пунктах есть своя специфика. Там мы чувствуем себя очень комфортно. Как правило, если мы находимся в малом городе, то там мы занимаем если не наибольшую, то очень существенную долю рынка. Крупные банки часто приходят в такие города со своими технологиями, которые не всегда эффективно работают здесь.

– Сталкивались с проблемой дефицита кадров в регионах?

– Сталкиваемся. Для банка, который занимается розницей, очень важно наличие хороших талантливых продавцов.

У нас есть собственный учебный центр, который обучает всех наших сотрудников (сейчас в банке работает около 4,5 тыс. человек). Действующая команда тренеров постоянно проводит обучение во всех наших регионах посредством онлайн-коммуникаций и непосредственно в самом учебном центре. Мы привлекаем к сотрудничеству студентов последних курсов экономических факультетов, которые делают карьеру в банке.

– Региональные заемщики отличаются от столичных?

– В больших городах больше мошенников. В маленьких городах качество заемщиков лучше еще и потому, что, предположим, в городе с населением 10 тыс. человек все друг друга знают, и факт просрочки может стать известен соседям, знакомым. Для жителей небольших городов это более серьезная проблема, чем для москвичей.

– Была идея развешивать на билбордах фотографии злостных неплательщиков. Поможет, как вы думаете?

– Я не думаю, что это нужно. Мне кажется, это не вполне этично. Есть бюро кредитных историй, которые собирают информацию о заемщиках; банки имеют доступ к этой информации.

– Работа с недобросовестными заемщиками – одна из проблем. Какие еще актуальные проблемы, на ваш взгляд, существуют в банковском сообществе. Какие из них имеет смысл рассмотреть на традиционном международном банковском форуме в Сочи?

- Как банк, занимающийся розничным кредитованием, нас волнует принятие закона о потребительском кредитовании. Мы рассчитываем получить новые данные по этому вопросу. Можно много говорить о том, хороший это законопроект или плохой, все ли моменты он учитывает, но в любом случае для любого крупного игрока наличие каких-либо прозрачных правил лучше, чем их отсутствие.

– Даже несмотря на то, что в этом законе, скорее всего, будет сделан некий крен в сторону защиты прав заемщиков?

– Он, конечно же, будет сделан. Но нас это не пугает. Мы хотим иметь четкие правила игры, понимать их и им следовать; и мы хотим, чтобы этим правилам следовал весь рынок. Сейчас таких правил нет. Есть Роспотребнадзор, есть ФАС, есть ЦБ, которые в разных регионах применяют разную практику урегулирования проблемных ситуаций между банками и их клиентами.

– Каков ваш прогноз по кредитным ставкам на ближайшее время?

– Мы не ожидаем падения ставок ни по кредитам, ни по депозитам ввиду роста инфляции. Возможно, в конце этого года и в начале следующего мы будем наблюдать даже увеличение ставок по розничным кредитам.

– Ждете каких-то экономических потрясений?

– Я не знаю, будут они или нет, и не хочу гадать. Я думаю, что банк в каждый момент времени должен находиться в максимально здоровой форме и быть готовым к каким-то потрясениям. Мы видим свою задачу в том, чтобы в каждый момент времени работать максимально эффективно, максимально прибыльно, не заниматься безумной экспансией, не наращивать продажи просто ради продаж. Только тогда в любой возможный кризис мы будем чувствовать себя лучше, чем другие.

Сергей Шпетер, старший вице-президент Национальной службы взыскания:

«В коллекторском бизнесе есть драйв»

– Закон о коллекторской деятельности рассматривается уже давно. Каковы перспективы его принятия? В чем он упростит работу коллекторов?

– Сейчас сложно говорить о перспективах. Редакция законопроекта, которую подготовило Минэкономразвития при нашем активном участии, находится в состоянии неопределенности по нескольким причинам. Первая заключается в том, что документ согласовали не все инстанции. Во-вторых, было получено неоднозначное заключение по этому вопросу со стороны администрации президента. Кроме того, при формировании нового кабинета министров в МЭРе произошел ряд кадровых изменений, затронувших и представителей той группы, которая занималась разработкой коллекторского закона. Теперь нам нужно выстраивать отношения с новой рабочей группой, пытаться понять, какова ее позиция по данному вопросу: будет ли корректироваться этот документ или, может быть, даже переписываться заново.

– И такое может быть?

– Такая возможность не исключена. Сейчас мы в рамках НАПКА (Национальная ассоциация профессиональных коллекторских агентств) попытаемся встретиться, понять позиции и наметить план дальнейших действий.

На наш взгляд, принятие закона в его последней редакции упростило бы понимание того, что есть коллекторская деятельность, что такое работа с просроченной задолженностью. Пока слишком много желающих покритиковать нашу работу, при этом ничего не предлагая взамен.

Сейчас коллекторы руководствуются положениями Гражданского кодекса, Закона «О защите персональных данных», «О банках и банковской деятельности». Закон о коллекторской деятельности должен предусмотреть нюансы работы (например, в какое время звонить должнику, отправлять ему письма или SMS), а также наделить коллекторов правом получать информацию о заемщиках от государственных органов.

Мы оптимисты и верим, что все равно закон будет принят. Ведь он нужен всем: не только нам, но и заемщикам, и банкам.

– С какими положениями законопроекта вы не согласны? Что бы хотели подкорректировать?

– Я думаю, что можно сократить часть, касающуюся саморегулируемых организаций, потому что это де-факто уже попадает под регулирование Закона о СРО. В остальном, если даже и есть какое-то перекликание с действующими законами, то ничего страшного в этом нет: потому что не все читают, предположим, Гражданский кодекс, который слишком объемен для того, чтобы легко найти в нем нужные статьи. Прочитать отраслевой закон, состоящий всего из 20 страниц, гораздо проще.

На наш взгляд, любая законотворческая деятельность имеет склонность к эволюционированию, поскольку развивается экономика, финансовый рынок. В результате законы, которые были написаны 10–15 лет назад, сегодня могут быть уже неактуальны, поэтому их нужно как-то корректировать.

– Вы отметили, что одно из положений закона предусматривает обязанность госорганов предоставлять коллекторам информацию о заемщиках? Сейчас они лишены такой возможности?

– Сейчас у них есть такое право. Оно дано действующим Гражданским кодексом любому хозяйствующему субъекту. Однако у госорганов нет обязанности отвечать на наши запросы. Если у коллекторов появится возможность в течение короткого срока времени получать данные о состоянии активов заемщика, его местонахождении, то у них будет больше возможностей установить контакт с должником. Сегодня коллекторам приходится руководствоваться теми данными, которые предоставляет кредитор. В своей работе мы используем именно эти телефоны, адреса, и если они оказываются недействительными, то мы можем хоть сто раз звонить заемщику в течение нескольких месяцев, но так его и не найдем.

Мы предлагали внести соответствующее положение в законопроект, но по каким-то причинам оно было отклонено.

– Верховный суд запретил банкам передавать права требования по кредитам коллекторам. Как теперь будет строиться взаимодействие коллекторов с кредитными организациями?

– Коллекторский рынок существует в двух плоскостях. Некоторые компании работают как агенты на основании агентского договора, при этом все кредиты остаются на балансе у банка, а коллектор получает просроченную задолженность лишь на время сбора. Постановление Верховного суда не затрагивает данную часть коллекторского бизнеса. Оно касается лишь тех агентств, которые занимаются цессионными сделками, приобретая право требования у банков или других организаций.

Позиция Верховного суда несколько странна, мягко говоря. Своим положением он пытается переписать действующее законодательство – Гражданский кодекс, закон «О банках и банковской деятельности», где сказано о том, что кредитор имеет право обращаться за взысканием к третьим лицам, если нарушаются его права по основному договору, заключенному с заемщиком. Данная позиция странна еще и потому, что согласно федеральному конституционному закону от 31 декабря 1996 года № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» в компетенцию Верховного суда входят три функции: аккумулирование и обобщение существующей в России судебной практики, надзорная функция за судами общей юрисдикции и вынесение судебных решений. Так что не очень понятно вмешательство судебного органа в законотворческую деятельность.

– К чему может привести применение этого постановления на практике?

– На долговом рынке в качестве покупателей большей частью выступают институты, не обладающие банковской лицензией – фонды, российские и зарубежные. В большинстве случаев проблемные долги покупают у банков именно эти организации, которые в свою очередь отдают их в работу по агентской схеме коллекторским агентствам. Таким образом рынок «очищается» от токсичных активов, благодаря чему у банков появляется возможность существенно сократить резервы и освободить свои финансовые средства. То есть это некий инструмент самоочищения экономики, повышения ее динамики, ликвидности.

Если суды общей юрисдикции будут руководствоваться новым Положением, то часть дел по взысканию просроченной задолженности, которые могут быть урегулированы только в судебном порядке, не будут рассматриваться судами. То есть соответствующие иски от коллекторских агентств, от покупателей долгов будут отклоняться. Данный риск, безусловно, отразится на цене покупки кредитного портфеля банка.

Впрочем, сейчас из купленного коллекторами кредитного портфеля судебные разбирательства идут не более 5% дел. 90–95% из них урегулируются во внесудебном порядке. Так что какого-то большого урона цессионному рынку нанесено все равно не будет.

Но применение этого постановления может привести к тому, что те сделки, которые происходят сейчас на рынке секьюритизации, когда идет переуступка прав требования даже по работающим кредитам, станут фактически под запретом. Сделки, которые происходят с ипотечными портфелями у АИЖК, тоже станут весьма проблематичными.

Совместно с АРБ мы провели встречу с представителями Верховного суда. Там было заявлено о том, что поскольку закон не имеет обратной силы, то те кредитные договоры, которые были заключены до 28 июня этого года (до даты принятия Постановления) и не содержали согласия заемщика на переуступку прав требования, считаются легитимными, и цессионные сделки по ним могут происходить. Нас заверили, что Верховный суд напишет циркулярное письмо всем судам и инстанциям, чтобы в правоприменительной практике они руководствовались именно такой позицией. Но такого письма до сих пор нет.

– По тем кредитам, которые были выданы после 28 июня, переуступки прав требования быть не может?

– Да. Если только в типовом кредитном договоре не содержится пункта о том, что заемщик в случае неисполнения своих обязательств согласен с тем, что право требования по кредиту может быть передано третьим лицам.

– Роспотребнадзор всегда очень резко отзывается о коллекторской деятельности. Какие-то его претензии вы считаете справедливыми?

– Есть обоснованные требования, связанные с тем, что какие-то коллекторы угрожают жизни, здоровью заемщиков, некорректно общаются с должниками. Все это абсолютно недопустимо. Но мы считаем, что нельзя быть столь категоричными в высказываниях, как это делают представители Роспотребнадзора по отношению ко всей отрасли.

Я думаю, что в законе о коллекторской деятельности нужно предусмотреть специальные требования к организациям, которые могут заниматься коллекторской деятельностью с точки зрения их инфраструктурных возможностей, капитализации, сертификации руководителей, требований к технологической базе. Все эти вещи позволят минимизировать вышеупомянутые риски.

Сейчас на рынке работает очень много коллекторских компаний: не менее 600. Некоторые из них не имеют достаточной материальной базы, и уж в самую последнюю очередь заботятся о соблюдении каких-то стандартов. Поэтому НАПКА выработала Кодекс этики коллекторов и открыла двери для тех компаний, которые готовы его разделять и следовать этим принципам.

– Как убрать тех «паршивых овец», которые портят имидж коллекторской отрасли?

– Нужно установить в законе определенные требования к коллекторским агентствам: например, минимальный капитал в 5–10 млн. рублей, ввести обязательное ежегодное страхование профессиональной ответственности коллекторов. В законопроекте эти моменты предусмотрены. Также мы предложили ввести требования к сертификации сотрудников коллекторских агентств, не менее 30% из которых должны иметь высшее юридическое или экономическое образование. Если эти положения найдут свое отражение в законе, то очищение системы произойдет само собой.

Впрочем, над 95% проблемных долгов работают коллекторы, являющиеся членами НАПКА. Они соблюдают все требования, и по их работе поступает меньше жалоб, чем по тем агентствам, которые занимают оставшиеся 5% рынка.

– Услуги коллекторам заказывают банки, но успех коллекторского бизнеса зависит от заемщиков. Как работать с ними, как убедить людей вернуть долг?

– Нужно уметь наладить диалог с заемщиками. Правильно выстроенные коммуникации – залог нашего успеха.

В первую очередь нужно понять причины, по которым человек перестает платить банку. Необходимо уметь убедить заемщика в том, что мы пытаемся помочь ему в решении проблемы, а не усугубить ее. Должник тоже должен сделать шаг навстречу – и помочь в первую очередь себе, а потом уже нам. Дальше мы совместно пытаемся найти выход из ситуации. Это может быть и рассрочка платежей, и применение какой-то программы реструктуризации долга. Нередко заемщики не знают об имеющихся у них возможностях. Многие люди считают, что если они нарушили график платежей, то им проще забиться в угол в надежде на то, что их никто не найдет.

– На какой стадии банку лучше передавать проблемную задолженность коллекторам, чтобы ее взыскание оказалось эффективным?

– Каждый банк решает этот вопрос индивидуально. Банки условно можно разделить на две категории: те, у которых есть собственный сollection, и те, где такого подразделения нет. Второй категории выгоднее передавать нам долги на самых ранних стадиях. Даже если это техническая, 5–10-дневная, просрочка, ее лучше сразу отдать коллекторам «на возврат в график».

Те банки, которые имеют собственный сollection, должны считать, что и когда будет для них выгоднее. Иногда банки либо не считают, либо считают не совсем правильно, в итоге стоимость возврата 1 рубля составляет 1,5 рубля.

Однако сейчас многие кредиторы приходят к пониманию того, что ранняя просрочка собирается лучше. Мы видим, что наш портфель «молодеет». Сейчас у нас «свежих» долгов уже 10–15%. И банку такая работа обходится дешевле – ставки существенно ниже на ранней стадии.

– Каков размер вознаграждения коллекторам?

– Если говорить о ранней просрочке, то этот показатель составляет примерно 10% от суммы взысканной задолженности, что раза в 2,5–3 дешевле, чем при работе с долгами, превышающими один год.

– Раньше вы работали в банковской сфере. Почему решили заняться коллекторской деятельностью?

– Я работал в банковской сфере почти 20 лет, прежде чем мы организовали агентство. Просто на каком-то этапе захотелось заниматься предпринимательской деятельностью. Здесь больше ответственность, выше профессиональная мотивация, нежели при работе в большой структуре, где ты являешься частью механизма и не отвечаешь за конечный результат. Когда ты работаешь на кого-то, мотивационные факторы достаточно низкие. Когда ты имеешь бизнес, здесь другие ощущения совершенно, есть определенный драйв.

– Этот драйв остался?

– Конечно. С точки зрения понимания бизнеса мы уже вышли на совершено другой уровень. Первые два-три года мы тестировали нашу концепцию, занимались формированием коллекторского рынка, теперь мы вышли в другие отрасли – в ЖКХ, страховой сектор, где тоже формируем определенную потребность, спрос со стороны рынка. Кроме того, мы решили диверсифицировать бизнес: помимо коллекторской деятельности занялись аутсорсингом бизнес-процессов.

– Каких именно?

– Например, банки занимаются страхованием заемщиков по разным видам кредитных продуктов. При этом срок страховок обычно ограничен одним годом, после чего полис нужно пролонгировать. Многие заемщики этого не делают, а банки и страховщики зачастую не мониторят этот вопрос. В итоге компании теряют и клиентов, и деньги. Мы занимается и бизнесом контактных центров: создали отдельное подразделение и разрабатываем новый бренд, под которым будем заниматься не коллекторской деятельностью, а предоставлением услуг контакт-центров, клиентским сервисом, обслуживанием.

Ольга Меркулова, председатель правления АлтайБизнес-банка:

«Региональные банки более устойчивы к кризисам, чем федеральные»

- Вы работаете в банковской сфере с 1995 года. Как изменился банковский рынок Алтайского края?

- В девяностые годы в регионе практически не было филиалов московских банков. При этом функционировало несколько сильных местных банков. Часть из них проводила рискованную политику и в итоге им пришлось уйти с рынка. Другие региональные банки были настроены на долговременную работу, оценивали свои риски, проводили консервативную политику. Именно они остались существовать до сих пор и составляют семерку региональных банков края – Алтайкапиталбанк, АлтайБизнес-Банк, Сибсоцбанк, Зернобанк, Бийский народный земельно-промышленный банк, ФорБанк, Тальменка-банк. При этом интересно, что каждый из этих банков занимает свою определенную нишу.

Значимым событием девяностых годов был выбор уполномоченного банка администрацией Алтайского края. Участники рынка активно соревновались за это право, подавали заявки. В итоге в борьбе победил Сибсоцбанк. Более того, сформировался определенный пул так называемых «банков власти». При этом такие банки получили как преимущества, так и дополнительные проблемы. С одной стороны, они получили дополнительный источник финансовых ресурсов, с другой – были вынуждены реализовывать различные программы социальной направленности, которые отрицательно сказывались на рентабельности бизнеса. Отмечу, что успешные региональные банки демонстрируют рентабельность в 20–30%.

- Когда региональные банки стали сдавать позиции?

- В конце девяностых годов на Алтае появились первые филиалы московских крупных банков. Сначала они не играли особой роли. Затем «москвичи» начали обслуживать крупные предприятия, так как у местных банков не хватало капитала, чтобы кредитовать крупный бизнес.

Постепенно московские банки начали играть все большую роль на алтайском рынке. Крупный капитал активно концентрировался в Москве. «Москвичам» были доступны дешевые ресурсы, а решения по выдаче кредитов принимались филиалами очень оперативно. Кроме того, московские банки смогли предложить бизнесу работу с пластиковыми картами, что не могли сделать местные банки, и другие передовые технологии.

Особенностью алтайского банковского рынка было еще и лидирующее положение Сбербанка. Такого доминирования банк достигал в немногих регионах. Прежде всего, это заслуга многие годы руководившего Алтайсбербанком Владимира Филимоновича Песоцкого. При нем очень активно развивалось кредитование реального сектора.

Кстати, кризис 2008 года местные банки пережили лучше, чем филиалы московских, поскольку региональные банки практически не играли на рынке ценных бумаг и валют. Тогда филиалы московских банков столкнулись с резким снижением лимитов кредитования в регионе и повышением ставок по выданным кредитам, а местные банки продолжали обслуживать клиентов в полном объеме.

Еще одной особенностью банковского рынка региона является активно работающий Алтайский банковский союз. На мой взгляд, во всей России сейчас действует лишь несколько региональных союзов, тем более, что практически не осталось регионов с таким количеством самостоятельных банков. И в этом большая заслуга руководителя союза, председателя правления, президента банка Зернобанка Николая Николаевича Николаева. Благодаря этому местные банки активно участвуют в жизни края и российских банковских объединениях. Формируется общественное мнение о роли банков в экономике края.

- Как вы оцениваете тенденцию к централизации банковской системы?

- Сейчас многие московские банки переводят свои филиалы в статус операционных офисов. Да, они получают некоторые преимущества – снижаются издержки, в перспективе повышается управляемость, становится меньше проблем с регулятором. Но в итоге офисы теряют полномочия, а край теряет квалифицированные кадры (в офисах востребованы операторы) и возможность индивидуального обслуживания для малого и среднего бизнеса.

Уволенные квалифицированные специалисты покидают край, переезжают в Новосибирск и Москву. А это негативно отражается на регионе в целом. Или другой вариант – опытные люди идут работать операторами ради зарплаты, более высокой, чем в региональных банках. Ведь московские банки в этом плане могут предложить работникам более выгодные условия. В итоге человек деградирует и теряет квалификацию, а региональные банки страдают от недостатка думающих кадров. Вообще, качество новых кадров – это больной вопрос для банковской сферы. Образование оторвано от реалий работы в банке, в свою очередь молодежь имеет завышенные зарплатные ожидания и не всегда торопится осваивать реальную работу.

На мой взгляд, для успешного банковского бизнеса необходимы думающие и креативные люди на местах, которые бы всесторонне оценивали экономическую обстановку и занимались развитием бизнеса. И региональные банки предоставляют сотрудникам возможности для самореализации и развития.

Преобразованием филиалов в операционные офисы недовольны и многие клиенты. Банковские операции становятся более стандартизованными и формализованными. Для банков это хорошо. А вот для клиентов – нет. Чтобы исправить запятую в типовом кредитном договоре, приходится ждать согласования несколько месяцев. Конечно, это преувеличенный пример. Но он очень четко отражает нынешние тенденции. Или другой пример: когда в Барнауле был офис одного из московских банков, платежи проходили за 1,5–2 часа. Когда он стал операционным офисом новосибирского филиала, срок прохождения платежей увеличился до суток. В этих условиях происходит некоторый переток клиентов в местные банки, где можно решать текущие вопросы оперативно и в индивидуальном порядке. На мой взгляд, сейчас у местных банков снова появился шанс отвоевать себе место на региональном рынке.

- Как вы оцениваете предложения по увеличению минимального уставного капитала банков?

- Для региональных банков это является одной из основных проблем. Предлагаемый размер в миллиард рублей – это очень большая сумма для региональных банков. При этом любопытно, что государство декларирует необходимость развития малого и среднего бизнеса. А ведь к МСБ относятся и небольшие региональные банки. При этом государство пытается перечеркнуть деятельность этих самых банков, повышая планку уставного капитала. Кризис 2008 года региональные банки практически не почувствовали и восстановились быстрее московских банков. Риски таких банков составляют единицы процентов от рисков крупных банков, то есть проблемы региональных банков не критичны для территорий, но польза в обслуживании предприятий, физических лиц, повышении финансовой грамотности населения, развитии рынка банковских услуг может быть неоценима. Это создание рабочих мест в регионе, в том числе требующих большой квалификации и т.д.

- Есть ли разница в структуре активов и пассивов местных и федеральных банков?

- Что касается пассивов, у «москвичей» больше депозитов юридических лиц, межбанковских кредитов, средств, находящихся в управлении. Крупные московские банки активно играют на рынке акций, валютном рынке, занимаются брокерскими операциями. Местные банки не готовы идти в такой высокорискованный бизнес, да и подобных специалистов в регионах почти нет. Хотя есть и исключения. Например, в девяностые годы в нашем банке – единственном в крае, была установлена система «Рейтер – Дилинг», позволяющая участвовать в торгах в режиме реального времени. Мы работали в Москве на рынке государственных бумаг, межбанковского кредитования. На эту систему приходили смотреть студенты-экономисты. Но после кризиса 1998 года мы перестали развивать данное направление. Для небольшого банка это неприемлемый риск.

- Как вы оцениваете внедряемую в Сбербанке систему электронной очереди? Насколько клиентам вообще нужны подобные технические новшества?

- Ко всему новому люди привыкают постепенно. Мне лично очень нравится эта система. Не нужно занимать очередь в несколько окошек, выстаивать долгое время. К сожалению, у региональных банков не хватает финансов, чтобы реализовывать подобные масштабные проекты.

- Сбербанк недавно открыл в Барнауле VIP-офис. Насколько перспективно развитие приват банкинга в Сибири?

-  Это перспективное направление. Данный рынок пока не охвачен. В регионе есть достаточное количество состоятельных людей. Отмечу, что региональные банки тоже работают с VIP-клиентами. Но зачастую у местных банков нет специальной инфраструктуры для обслуживания «випов». С другой стороны, это даже хорошо. Потому что создание масштабных проектов всегда предполагает стандартизацию, а это не всегда приемлемо для клиентов.  То есть для местных банков и здесь есть ниша.

- Насколько активно региональные банки кредитуют своих учредителей?

- Кредитуют, и в этом есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, если у бизнеса учредителя проблемы, то проблемы могут быть и у кредитовавшего его банка. С другой – учредители кровно заинтересованы, чтобы банк был успешным. Здесь нужно найти золотую середину, чтобы банк был не карманным и в то же время мог способствовать развития холдингов своих владельцев. По требованиям Центробанка кредиты связанным с банком лицам не должны составлять более 50% капитала.

- Как работают в регионе инструменты господдержки кредитования бизнеса – субсидирование части процентной ставки, гарантийный фонд?

- Достаточно активно. К примеру, наш банк широко использует поручительства гарантийного фонда. При этом данные инструменты серьезно повышают финансовую грамотность регионального бизнеса. Кроме того, господдержка осуществляется приоритетным отраслям – производству, инновационному бизнесу. Таким образом, корректируется структура региональной экономики.

- Некоторые эксперты говорят, что в Алтайском крае происходит смена поколений в руководстве банков. Уходят «мастодонты» вроде Владимира Песоцкого, приходят новые руководители...

- Такая тенденция есть, особенно в филиалах московских банков. Многие руководители региональных банков занимают свои посты по 15–20 лет. И естественно, что через определенное время они могут отойти от дел, но до этого еще далеко. Я думаю, что региональные банки очень серьезно относятся к «выращиванию» руководящих кадров, так что бизнес не пострадает.

- Какие банки кажутся вам близкими к идеалу?

-  Это точно не банки из российского топ-10. На мой взгляд, отечественным банкам очень не хватает социальной ответственности. Они часто ориентированы только на получение прибыли либо лишены гибкости в соответствии с установками государства. Мне кажется, что подошло то время, когда не каждый банк добивается какой-то выгоды для себя, а в целом банковская система должна задуматься о своем месте в развитии экономики и нашего государства. О том, как банковская система может улучшить жизнь людей, в том числе и сотрудников банков.

- Сейчас активно развиваются микрофинансовые организации. Они способны оттянуть часть клиентов у банков?

- Первоначально, наверное, могут. Однако процентные ставки в банках все равно остаются более выгодными. Мне кажется, что отчасти они дополняют друг друга. Ведь микрофинансовые организации часто работают с теми клиентами, которых банк считает рискованными и далеко не всегда возьмет на обслуживание.

- Как вы управляете личными финансами?

- Прежде всего, я руководствуюсь всем известным правилом – не класть яйца в одну корзину. Второе правило – эффект масштаба. Когда вкладываешь мало, вполне вероятна отрицательная доходность. А когда вкладываешь много, то в долгосрочной перспективе положительные результаты весьма вероятны.

Что касается конкретных финансовых инструментов, то я не вкладываю в ПИФы и негосударственные пенсионные фонды. Частично валюта, частично – рынок акций. Причем, предпочитаю не «голубые фишки», а компании второго эшелона, в долгосрочной перспективе у них может быть очень неплохая доходность. Кроме того, значительную часть средств я вложила в покупку акций нашего банка, так что сегодня тоже являюсь равноправным акционером.

Вообще, банкиры – люди консервативные. Они понимают, что авантюризм – это не всегда хорошо. И поэтому обычно выбирают наименее рискованные инструменты.

Валерий Вяткин, профессор международного менеджмента и организационного поведения Колледжа Святого Петра (Нью-Йорк, США):

«У нас амбициозная, но слабоватая профессура по сравнению с лучшими экономическими вузами мира»

- Вы обладаете внушительным опытом по преподаванию в высшей школе в США и в России. Хотелось бы узнать ваше мнение как стороннего наблюдателя и эксперта: чем отличается финансовое образование в нашей стране и за рубежом? В чем плюсы и в чем недостатки?

- Прежде всего, хочу сразу отметить, что я готовил, скорее, general’истов MBA, чем просто финансистов, хотя и те, и другие специалисты должны обладать прекрасной подготовкой в области экономики. По моему опыту могу сказать, что уровень образования в Америке сильно зависит от школы, из которой пришел студент.

Средняя школа в США имеет два слоя – для богатых и для бедных. Если школа дорогая, то там отличное образование. Мне доводилось бывать и в дорогих, и в дешевых школах: могу констатировать, что разница между ними огромна. В США элиту и «массы» готовят отдельно. Но большим плюсом является возможность перехода из одного слоя в другой еще в процессе получения образования. Другими словами, если юноша или девушка учатся в простых школах, но проявляют себя как способные люди, то в США очень много возможностей, чтобы они «вырвались» из своей среды. Талантливых ребят активно поддерживают, причем в США готовы делать это для способных молодых людей со всего мира. К примеру, однажды, гуляя по кампусу в Принстоне, я встретил парня из Белоруссии. Он победил на олимпиаде, и американцы его тут же позвали к себе учиться. Они серьезно вкладываются, чтобы собирать талантливых людей по всему миру.

Уровень образования сильно зависит от состоятельности семьи, в которой родился студент. Но для амбициозных, способных и предприимчивых там много возможностей для самореализации и движения вверх по социальной лестнице, причем этот путь при должных усилиях будет гораздо более простым, чем в России. Я люблю спрашивать своих американских студентов, какая у них мечта. Даже белые чаще всего отвечают: стать состоятельным, пить пиво по пятницам, смотреть футбол, купить хорошую машину, дом и т.д. В таких случаях я всегда говорю, что Америка шикарная страна для ленивых. А если вначале еще и родители студенту помоги, и в перспективе грядет хорошее наследство, то там можно жить так, как в других местах только мечтают. Правда, с людьми, обладающими мещанской мечтой, у меня практически не было общих дел.

Я несколько раз преподавал курс «Международный бизнес» и «Outlaw» regimes and corruption» («Режимы «вне закона» и коррупция» – пер. ред.). В США публикуется карта, где указаны страны с различным коэффициентом коррупции. Около 75% государств мира на ней помечены красным или коричневым, то есть, по мнению американцев, там царствует коррупция. Россия, как вы понимаете, помечена именно этими цветами. Своим слушателям на лекциях я объяснял, что это не значит, что люди живут там «вне закона». Просто в этих странах традиции другие. Да, официальный закон слабый, но это не значит, что люди не живут «по понятиям». И их нарушать, в принципе, нельзя до такой степени, что это фатально. Я говорил, что раскрашивать все государства в американские цвета некрасиво. И хотя мне нравится Америка, не могу не признать этого.

Возвращаясь к нашему разговору, хочу сказать, что мне самому довелось поучиться в двух выдающихся учебных заведениях – в Гарвардской школе бизнеса и Уортонской школе бизнеса. А в России до этого я учился три года на физфаке и закончил экономфак МГУ. И могу сказать, что российское экономическое образование в лучших своих образцах далеко за бортом этих учебных заведений. Все далеко отстали от TOP-50 ведущих мировых вузов. Как мне известно, МГУ по рейтингу находится в районе 150-го места мировой табели о рангах. И это огромное достижение, потому что быть 150-м на фоне огромного числа мировых вузов, дорогого стоит. Фактически, это означает, что где-то 2500–3000 рейтингуемых учебных заведений находятся ниже МГУ. Другое дело, что у двух китайских университетов ранги в районе 80-х, то есть лучше. Другими словами, нам есть куда идти и нужно бороться за высокое положение дальше.

- Вы заговорили о мировом образовании, хотелось бы узнать подробности: в чем именно мы отстаем? У нас мало математики? Мало экономики? В чем конкретно выражается отставание?

- Я могу сказать, в чем мы отстаем: у нас амбициозная, но слабоватая профессура по сравнению с лучшими экономическими вузами мира. Наши преподаватели в большинстве своем – это не артисты или художники преподавания. В Гарварде или Уортоне профессора – личности, яркие специалисты и настоящие шоумены. На поддержание высокого уровня преподавательского состава школы США тратят кучу денег. К примеру, отправляют профессоров раз в пять лет на годичный оплачиваемый отпуск, чтобы специалист мог книгу написать или провести уникальное исследование. Когда их принимают на работу, то смотрят, сколько у них публикаций в реферируемых журналах, какой практический опыт, что они умеют делать и т.д. В лучших университетах настолько большой и серьезный входной барьер, что профессор может подать заявление на работу только в том случае, когда его и так знают. Фундаментальная проблема нашего образования в качестве высшего преподавательского состава.

Чтобы вырастить профессуру, нужно делать очень долговременные вложения, причем не только в высшую школу. Нужно общий культурный уровень страны поднимать. Если брать техническое образование в России, то я могу уверить вас, что в МГУ профессура была стоящая. В самом начале своей карьеры я учился на физическом факультете Московского университета и могу сказать, что там специалисты экстра-класса были. Я до сих пор многих из них помню в лицо, хотя уже столько лет прошло с тех пор, как я был студентом. Однако у меня была и возможность сравнить физфак и экономфак МГУ: разница весомая.

- А по каким стандартам ведется преподавание? Возможно, здесь нужно что-то менять на уровне программы министерства образования?

- Стандарты обучения в России утверждают чиновники от образования, которые, в большинстве своем, даже кандидатской степени не имеют, или же она у них по педагогике была защищена, что красноречиво говорит о качестве знаний. В США есть две ведущие ассоциации школ бизнеса, в этих учреждениях приняты определенные кодексы, в том числе и советы по образованию. Если профессор в Америке начинает работать в хорошем вузе, то он должен соблюдать ассоциативный стандарт преподавания этого учреждения.

В общем, элиту, в том числе и финансовую, американцы готовят замечательно. Я сам там учился и видел, как это делается: благодарен преподавателям. В США на совершенствование системы образования и деньги есть, и бедных там поддерживают, если видят перспективы. А проявить себя легко, потому что вход на олимпиады свободный. Более того, если студент зарекомендовал себя как будущий талант, то за ним сами прибегут, потому что школы борются за хорошую профессуру и талантливых учеников, способных их в будущем прославить. А здания, оборудование, образовательные технологии – это результат хорошо отлаженного процесса, качественной работы всей системы.

- А в России, соответственно, среднее образование лучше, чем в США?

- Насколько я помню сам и могу судить по своим сыновьям, так и было. Но до уровня образования в лучших школах мира российским учреждениям у них еще долго учиться. И первое, что необходимо предпринимать, это организовать борьбу за качественную профессуру. Американские преподаватели, хочу подчеркнуть, в большинстве своем очень сильные. И менеджеров они готовят хорошо. А если говорить об MBA, то специалистов этого уровня там готовят лучше, чем в России, даже в университетах среднего качества.

Получается ситуация такая: в лучших школах преподают с большим отрывом более качественнее, чем в России. А средние и низко-ранговые учебные заведения преподают, пожалуй, хуже, чем аналогичные у нас. И в США есть коридор для тех, кто хочет пройти «наверх»: идти по нему трудно, нужно, чтобы заметили, есть конкуренция, но американские фонды каждый год не расходуются полностью как раз для этих целей. Так что напрямую аналогии не работают: что-то лучше у нас, что-то лучше у них.

- Чем студенты в России, обучающиеся по финансовым специальностям, отличаются от своих сверстников в США?

- «Массовый» американский студент, на мой взгляд, слабее «массового» российского сверстника. Качество обучающихся молодых людей в США зависит от местной коммуны, которая выделяет деньги на школу. Массовое образование идет на уровне community – местного самоуправления. По большому счету, для подобных мест и не нужны люди с особенными навыками. Достаточно воспитать трудолюбивых, дисциплинированных, законопослушных налогоплательщиков. Соответственно, «массового» студента готовят как человеческий капитал первого уровня. Причем живут эти люди хорошо: у всех есть машины, дома, работа, которой они довольны или недовольны т.д.

А вот студенты из обеспеченных семей или с большими способностями и мотивацией, причем последние могут быть и из бедных слоев, потому что в Америке за талантами охотятся, много чего могут добиться. В России людям с аналогичными данными пробиваться гораздо сложнее, нужно намного больше усилий.

- Какие проблемы испытывает американский финансовый рынок труда? Хватает ли США профессионалов?

- Профессионалов хватает. Экономике, так или иначе, учат всех поголовно. Какое бы учебное заведение мы ни взяли, даже на творческих специализациях студентам обязательно объяснят, что такое заем, залог, процент и т.д. Финансистов, менеджеров, аналитиков там много, поэтому какого-то кадрового голода я не заметил. Уровень безработицы в США формируется, в основном, за счет индустриальных рабочих.

Для профессуры же поиск любой работы «неважно где» – дело легкое. А найти престижную и интересную работу в нужном месте – дело трудное, потому что конкуренция высока. Легко найти работу где-нибудь в Айдахо или Монтане, но трудно в Калифорнии, Новой Англии и во Флориде. Просто там живут богатые люди с хорошим образованием, и даже если они уходят из бизнеса, их опыт и знания востребованы в области преподавания. Скажем, уходит какой-нибудь президент компании в лет в 50 на пенсию. Год он поплавал где-нибудь на своей яхте, но ему это надоело. Он возвращается и начинает преподавать. Профессионалов хватает, поэтому в США проблема не столько в том, чтобы найти работу, а проблема в том, чтобы найти хорошую работу в престижном месте.

- Как американский рынок финансового образования пережил кризис 2008 года? И как он выглядит сейчас? Какие специалисты востребованы? Скажем, в России потребность в риск-менеджерах до 2008 года не ощущалась так остро, как сейчас.

- Я полагаю, что в 2008 году случился не кризис, а мировая экономика вошла в состояние рецессии. Более того, ряд зарубежных экономистов говорят про двойную рецессию – вялую, почти стагнирующую макроэкономику.

Риск-менеджмент – это очень активная зона знаний, востребованная в США более 30 лет. Сегодня эта область трансформируется: постепенно все понимают, что мало бороться с симптомами. Нужно выращивать людей, которые профессионально и комплексно способны защищать компании. Дело в том, что в риск-менеджменте есть разные роли: есть специалисты по расчетам, есть аналитики. Я успел посмотреть программу нескольких российский университетов, так вот в системе риск-менеджмента, в основном, сейчас готовят расчетчиков и аналитиков. Они могут посчитать временные ряды и выявить тренды.

А не хватает и в России, и в Америке людей, способных создать систему риск-менеджмента. Риск-дженералистов, если можно так сказать. Вообще, управление рисками для современной цивилизации становится глобальной проблемой. Мы развили технологии: нажатием кнопки можно потерять работу длиною в несколько лет, разрушить компанию с огромной историей и высокой надежностью и т.д. С развитием цивилизации технологии становятся тем обоюдоострым мечом, который в состоянии эту цивилизацию и похоронить, хотя призван был ее развивать. Не хватает людей, которые способны понять систему: как защищаться или использовать риски для движения вперед или стабилизации.

- Вашей специализацией являются новые методы обучения. В какую сторону сегодня развивается образование в мире? Как оно будет выглядеть в будущем, по вашему мнению?

- Очень мощно будут развиваться дистанционные возможности образования. В Америке уже сейчас у них внушительные масштабы. Университет, не имеющий системы, через которую можно дистанционно управлять классом, это нонсенс.

Учебники постепенно вытесняются адекватным softwear’ом, потому что, когда человек работает на хорошем программном обеспечении, он автоматически обучается.

Много зависит от качества педагогических кадров. Большинство преподавателей мы теряем: они к 55, а то и к 45 годам становятся «насыщенными» и иногда перестают профессионально развиваться. Нужно стимулировать преподавателей к тому, чтобы они сами развивались, были способны свои идеи первично воплотить, создать элементарную модель для показа потенциальному инвестору. Практически все крупнейшие мировые компании – и не только Google, Microsoft и т.д. – были созданы людьми, способными самостоятельно показать свой продукт. Хороший преподаватель в области экономики должен не столько специализироваться на узкой области, сколько быть широко образованным: его дело «не кормить рыбой, а учить рыбачить». Студент, широко и умело мыслящий, способен и сам вникнуть в подробности.

- Вы давно преподаете управление рисками: как изменились международные требования к специалистам этой категории?

- Требования к управлению рисками в последнее время очень повысились. На мой взгляд, они сейчас сдвигаются в сторону создания системы. Нужно уметь целостно управлять организацией: пытаться засечь на дальних подступах тот риск, который был отдаленным и безопасным вчера, а завтра станет угрожающим и неконтролируемым.

- На конференции «Финансовый директор» вы предложили преподавать деловую этику в вузах для того, чтобы воспитывать в финансистах ответственный подход к принимаемым решениям. В США преподают такой предмет, насколько я понимаю?

- В Америке деловую этику преподают в широчайших масштабах – называется курс «Organizational Behavior and Business Ethics» («Организационное поведение и деловая этика»). Его преподают везде, правда, качество обучения отличается от вуза к вузу. «Organization behavior» – это практическая часть, а «Business ethics» – это более философская, ценностная платформа для знаний. Идет масштабное внушение студентам «ты должен быть честным», практически, с детства. К сожалению, у нас этого почти нет.

Я, в частности, преподаю предмет под названием «Мошенничество как деятельность», где пытаюсь привить навыки распознания мошенников по косвенным признакам. Скажем, если к вам в офис пришли два человека – один элегантно одет, а другой простой фермер с рюкзаком. Оба просят миллион долларов. Кто из них с большей вероятностью будет мошенником? Есть вариант ответа, звучащего, как «тот, у кого лучше бизнес-план». На самом деле вероятность финансового мошенничества выше у хорошо одетого клиента, потому что, когда человек идет на мошенничество, он готовится. Следовательно, работая с хорошо одетым человеком, нужно навести справки о его биографии, поподробнее разобраться, в чем дело. А с фермером можно поступить гораздо проще: нужно просчитать реальный или нереальный бизнес-план он принес, проверить этапы и т.д. С мошенником нужно держать ухо востро, потому что он все объяснит, у него ответы на все готовы.

Важно понять, как выглядит финансовый мошенник: он человек, как правило, с первого взгляда внушающий доверие, никаких проблем у него, якобы, нет. Он предложит условия на несколько процентов лучше, чем по рынку, да еще и с «нулевым риском», будет апеллировать к особым отношениям с руководством компании и т.д. Как только речь идет о чем-то особом – нужно быть осторожным. Здесь принцип такой: «Не слишком ли это хорошо, чтобы быть правдой?» Особой может быть идея. Мошенники играют на ограниченности информации менеджера, принимающего решения, на алчности, на желании быть престижным и т.д. – там около десятка почти стандартных параметров. Многие аферы финансовые только по результату – по денежному потоку, который они порождают, а манипуляции идут совершенно в других сферах, в психологии и общении, например.

Чтобы противостоять риску мошенничества, нужно быть готовым к ходам мошенников. А чтобы не мошенничать, нужно хоть немножечко совесть пробудить у людей. Наше общество сильно пострадало в 90-е годы: конечно, удар по этике был нанесен огромный. Но детей нужно учить другим реалиям, если мы хотим жить хоть когда-то в будущем в лучшем обществе, чем сейчас.

- Как вы оцениваете перспективы российской экономики? И как смотрите на мировые тенденции на финансовых рынках?

- Человечество будет все лучше учиться управляться с существующими финансовыми инструментами и рынками. Но будут появляться и новые риски. Следовательно, в том, что сейчас происходит, ничего особенного нет. Нужно работать. Нашей стране нужно больше денег вкладывать в собственное развитие, упрямо и целеустремленно «зарегулировать» олигархов. А мировые финансовые рынки как колебались всю жизнь, так и будут колебаться: когда-то сильнее, когда-то слабее.

Со временем люди научатся управляться с одними типами кризисов, но появятся новые, потому что жизнь постоянно меняется.